"Преломить хлеб"

"Связанные с ним узами гостеприимства были ему ближе всего".
Плутарх. "Избранные жизнеописания.Жизнь Лисандра"В Центральной Бразилии живут племена, которые ничуть не стыдятся ходить совершенно обнаженными. Но если вы застанете кого-нибудь из этих людей за едой, они будут безмерно смущены и пристыжены. Показать, как ты ешь, считается здесь невероятно стыдным. Поэтому, когда кому-нибудь все-таки приходится есть в присутствии другого, он опускает голову и отворачивается. А тот, кто увидел жующего, если он человек воспитанный, повернется к нему спиной и не станет оглядываться до конца трапезы.
В прошлом подобное представление бытовало, оказывается, у многих народов. У ацтеков, когда император Монтецума садился за трапезу, перед ним ставили золоченый экран. Никто не должен был видеть, как император ест. В полнейшем одиночестве вкушали свой обед многие африканские вожди и вожди Полинезии: нарушивший это одиночество карался смертью. В Дагомее тот, кто, к несчастью, увидел царя за едой, должен был умереть немедленно. Когда сын одного царя в Конго случайно увидел своего отца за едой, он был казнен на месте.
Как появился этот, казалось бы, столь нелепый обычай? Табу связаны с представлениями первобытных людей о том, что пища, которую принимает человек, становится как бы частью его самого. Причинить какой-нибудь вред пище, скажем, при помощи наговора, было бы равнозначно тому, чтобы причинить вред самому человеку, ввести в его тело вместе с едой болезнь или даже смерть. Что-то вроде "зомбирования". Поэтому чем меньше людей будут видеть, как человек ест, тем лучше. Самое безопасное, если это вообще будет происходить без свидетелей. А если уж и делить трапезу с кем-нибудь, то только с тем, от кого нельзя ожидать зла, кому безусловно доверяешь. Так совместное принятие пищи превратилось в ритуал, знаменующий установление доверия и взаимной дружбы.
Преломить хлеб с кем-нибудь - всегда было нечто большее, чем просто совместно поесть. Разделить трапезу означает преодолеть некий барьер между посторонними до того людьми.
Магический смысл общей трапезы издавна известен был и на Руси. Летопись рассказывает о ссоре двух князей. Когда столкновение их завершилось миром, ознаменовано это было общей трапезой: "Глеб же выехал и поклонился Изяславу. Изяслав же позвав к себе на обед и ту обедав".
Так же поступает и Петр I после победы над шведами. Чтобы показать, что у него нет недобрых чувств к вчерашним врагам, -
"В шатре своем он угощает
Своих вождей, вождей чужих..."
В других обстоятельствах, после другой войны, в мае 1945 года маршал Г.К.Жуков давал в Берлине банкет в честь Победы. Побежденных за общий стол подчеркнуто не пригласили - до примирения было еще далеко. И только через десять лет, в 1955 году, когда канцлер ФРГ Аденауэр прибыл в Москву с визитом, советские руководители впервые сели за один стол со "вчерашним противником".
С недоброжелателем или врагом хлеб не преломляют.
Чтобы быть свободным в своих действиях, Н.С.Хрущев, например, старался избегать общей трапезы. Ради этого, рассказывают, он специально возил в багажнике своей машины большую сковороду. Не доезжая до города, где его ждали, Хрущев со спутниками и с охраной устраивали где-нибудь на обочине небольшой привал и разводили огонь. Когда же по прибытии их с дороги, как было заведено, сразу приглашали к столу, Хрущев отвечал:
- Спасибо, спасибо. Мы недавно обедали. Поехали сразу в хозяйства.
Отказ преломить с кем-то хлеб, неучастие в трапезе имеет не меньший символический смысл, чем участие в ней.
В 1254 году в ставку Золотой Орды к Батыю прибыли послы от французского короля Людовика IХ. Они добирались до великого хана около года. Что прежде всего сделал Батый, пожелав выразить посольству свое высокое расположение? "Он приказал нам сесть и велел дать нам молока, - писал Гальом Рубрук, посол Людовика. - Это они считают очень важным, когда кто-нибудь пьет с ними кумыс в их доме".
Римский посол Яков Рейтенфельс, побывавший на Руси в 70-х годах ХVII века, писал, что русские считают невозможным "заключить тесную дружбу, не наевшись и не напившись предварительно за одним столом".
Общая трапеза превратилась в символ дружбы, а отказ принять в ней участие стал равнозначным отказу от дружбы. Вот почему на Востоке, если гость почему-либо не мог принять угощения, он, чтобы не быть понятым неверно, опускал палец в солонку и облизывал его. Тем самым как бы разделял трапезу символически.
Согласно старому русскому обычаю, когда гость ест охотно, это - выражение дружбы и уважения к хозяину. В противном случае говорили: "Он не пьет, не ест - он не хочет нас одолжить!" И это расценивалось как затаенное недоброжелательство.
Мы читаем в газетах, что такой-то политический деятель дал обед в честь прибывшей делегации или какого-либо лица, приехавшего с официальным визитом. И в этом акте современного дипломатического этикета живет все тот же древнейший ритуал. Хотя, наверное, участникам торжественного обеда не приходит в голову, что они присутствуют на церемонии, зародившейся в далекой древности.
Любопытно проследить, как исторически менялось содержание и масштабы трапезы. При римском императоре Августе угощение состояло обычно из четырех-шести блюд. Известный своей расточительностью герцог Бургундский устраивал пиры, где подавалось до тридцати блюд. При дворе английского короля количество блюд достигало 447.
Но все это меркло по сравнению с хлебосольством, которое выказывали русские бояре вельможам.
В годы царствования Петра I в России побывал некий датчанин, оставивший любопытное описание русского обеда. Сначала на стол подавались различные соления, ветчины, копченый язык, селедка и т.п. Все это очень солоно, писал он, и сильно приправлено перцем и чесноком. За этим, по его словам, следовало то, что теперь мы называем вторыми блюдами, - различное жаркое. И, наконец, на третье подавали супы. А на десерт, или, как говорили тогда, "на заедку", - варенье, зеленый горох в стручках и морковь.
Чем большим числом блюд потчевали гостя, тем выше считалась оказываемая ему честь. В обычных боярских домах в честь гостя на стол подавали по 30-40 различных блюд. На царских же пирах, особенно если угощали послов, число перемен возрастало до 100, 150 и даже до 200. Рекордным, по всей вероятности, был обед в честь некоего крафа Карлиля, когда было подано 500 различных кушаний.
Пятьсот блюд - это гораздо больше, чем нужно, чтобы доставить человеку удовольствие. Поэтому с большой долей вероятности можно предположить, что уже вскоре после начала обеда восторги графа Карлиля приняли чисто созерцательный характер...
Когда угощение на Руси бывало особенно обильным, о нем с одобрением говорили: "гостьба была толсто трапезна". На другой день хозяин непременно посылал справиться о здоровье гостей. Зачастую это оказывалось нелишним.
Как видите, радушие хозяина обычно намного превышало скромные возможности, отпущенные гостю природой. Однако выход был найден. Впрочем, не только в России.
Французский путешественник, побывавший на Руси в XIII веке, писал об обычае русских приходить на пир со специальным мешком, в котором они уносили то, чего не в силах были съесть за столом. Обычай этот сохранился и позднее, во времена Ивана Грозного. Когда гости после угощения отправлялись по домам, им вручали с собой блюда с мясом, блюда с пирогами, корзины со сластями, пряниками, орехами и сушеными плодами. Жив этот обычай и поныне. Масштабы, правда, не те.
Арабский путешественник Ибн Фадлан, посетивший десять веков назад царство волжских булгар и приглашенный царем на пир, особо отмечал в своих записках: "Когда кончилась еда, каждый из нас унес оставшееся на его столе домой".
Такой же обычай известен и в странах Ближнего и Дальнего Востока. В Японии еще в прошлом веке на торжественные обеды гости предусмотрительно приносили пустые корзины. В них они складывали и уносили домой то, что не смогли съесть.
Когда сегодня, угощая своего гостя, вы кладете ему на тарелку лучший кусок, вы следуете той доброй традиции, которая уходит в далекое прошлое. "Более других чтите гостя, - писал в своем завещании детям князь киевский Мономах, - откуда бы к вам ни пришел, простой, или знатный, или посол, если не можете дарами, то брашиной и питием..." Эту щедрость русских к гостям не раз отмечали иностранные путешественники. Один из них был удивлен, заметив, что во время пира царь Алексей приказывал "подавать все заморское и дорогое гостям".
Конечно, хлебосольство имеет свои границы. Не буду цитировать в этой связи басню Крылова "Демьянова уха". Она и так всем хорошо известна.