"Связанные с ним узами гостеприимства были ему ближе всего".
Плутарх. "Избранные жизнеописания.Жизнь Лисандра"В
Центральной Бразилии живут племена, которые ничуть не стыдятся ходить
совершенно обнаженными. Но если вы застанете кого-нибудь из этих людей
за едой, они будут безмерно смущены и пристыжены. Показать, как ты ешь,
считается здесь невероятно стыдным. Поэтому, когда кому-нибудь все-таки
приходится есть в присутствии другого, он опускает голову и
отворачивается. А тот, кто увидел жующего, если он человек воспитанный,
повернется к нему спиной и не станет оглядываться до конца трапезы.
В
прошлом подобное представление бытовало, оказывается, у многих народов.
У ацтеков, когда император Монтецума садился за трапезу, перед ним
ставили золоченый экран. Никто не должен был видеть, как император ест.
В полнейшем одиночестве вкушали свой обед многие африканские вожди и
вожди Полинезии: нарушивший это одиночество карался смертью. В Дагомее
тот, кто, к несчастью, увидел царя за едой, должен был умереть
немедленно. Когда сын одного царя в Конго случайно увидел своего отца
за едой, он был казнен на месте.
Как появился этот, казалось бы,
столь нелепый обычай? Табу связаны с представлениями первобытных людей
о том, что пища, которую принимает человек, становится как бы частью
его самого. Причинить какой-нибудь вред пище, скажем, при помощи
наговора, было бы равнозначно тому, чтобы причинить вред самому
человеку, ввести в его тело вместе с едой болезнь или даже смерть.
Что-то вроде "зомбирования". Поэтому чем меньше людей будут видеть, как
человек ест, тем лучше. Самое безопасное, если это вообще будет
происходить без свидетелей. А если уж и делить трапезу с кем-нибудь, то
только с тем, от кого нельзя ожидать зла, кому безусловно доверяешь.
Так совместное принятие пищи превратилось в ритуал, знаменующий
установление доверия и взаимной дружбы.
Преломить хлеб с кем-нибудь
- всегда было нечто большее, чем просто совместно поесть. Разделить
трапезу означает преодолеть некий барьер между посторонними до того
людьми.
Магический смысл общей трапезы издавна известен был и на
Руси. Летопись рассказывает о ссоре двух князей. Когда столкновение их
завершилось миром, ознаменовано это было общей трапезой: "Глеб же выехал и поклонился Изяславу. Изяслав же позвав к себе на обед и ту обедав".
Так же поступает и Петр I после победы над шведами. Чтобы показать, что у него нет недобрых чувств к вчерашним врагам, -
"В шатре своем он угощает
Своих вождей, вождей чужих..."
В
других обстоятельствах, после другой войны, в мае 1945 года маршал
Г.К.Жуков давал в Берлине банкет в честь Победы. Побежденных за общий
стол подчеркнуто не пригласили - до примирения было еще далеко. И
только через десять лет, в 1955 году, когда канцлер ФРГ Аденауэр прибыл
в Москву с визитом, советские руководители впервые сели за один стол со
"вчерашним противником".
С недоброжелателем или врагом хлеб не преломляют.
Чтобы
быть свободным в своих действиях, Н.С.Хрущев, например, старался
избегать общей трапезы. Ради этого, рассказывают, он специально возил в
багажнике своей машины большую сковороду. Не доезжая до города, где его
ждали, Хрущев со спутниками и с охраной устраивали где-нибудь на
обочине небольшой привал и разводили огонь. Когда же по прибытии их с
дороги, как было заведено, сразу приглашали к столу, Хрущев отвечал:
- Спасибо, спасибо. Мы недавно обедали. Поехали сразу в хозяйства.
Отказ преломить с кем-то хлеб, неучастие в трапезе имеет не меньший символический смысл, чем участие в ней.
В
1254 году в ставку Золотой Орды к Батыю прибыли послы от французского
короля Людовика IХ. Они добирались до великого хана около года. Что
прежде всего сделал Батый, пожелав выразить посольству свое высокое
расположение? "Он приказал нам сесть и велел дать нам молока, - писал
Гальом Рубрук, посол Людовика. - Это они считают очень важным, когда
кто-нибудь пьет с ними кумыс в их доме".
Римский посол Яков
Рейтенфельс, побывавший на Руси в 70-х годах ХVII века, писал, что
русские считают невозможным "заключить тесную дружбу, не наевшись и не
напившись предварительно за одним столом".
Общая трапеза
превратилась в символ дружбы, а отказ принять в ней участие стал
равнозначным отказу от дружбы. Вот почему на Востоке, если гость
почему-либо не мог принять угощения, он, чтобы не быть понятым неверно,
опускал палец в солонку и облизывал его. Тем самым как бы разделял трапезу символически.
Согласно
старому русскому обычаю, когда гость ест охотно, это - выражение дружбы
и уважения к хозяину. В противном случае говорили: "Он не пьет, не ест
- он не хочет нас одолжить!" И это расценивалось как затаенное
недоброжелательство.
Мы читаем в газетах, что такой-то политический
деятель дал обед в честь прибывшей делегации или какого-либо лица,
приехавшего с официальным визитом. И в этом акте современного
дипломатического этикета живет все тот же древнейший ритуал. Хотя,
наверное, участникам торжественного обеда не приходит в голову, что они
присутствуют на церемонии, зародившейся в далекой древности.
Любопытно
проследить, как исторически менялось содержание и масштабы трапезы. При
римском императоре Августе угощение состояло обычно из четырех-шести
блюд. Известный своей расточительностью герцог Бургундский устраивал
пиры, где подавалось до тридцати блюд. При дворе английского короля
количество блюд достигало 447.
Но все это меркло по сравнению с хлебосольством, которое выказывали русские бояре вельможам.
В
годы царствования Петра I в России побывал некий датчанин, оставивший
любопытное описание русского обеда. Сначала на стол подавались
различные соления, ветчины, копченый язык, селедка и т.п. Все это очень
солоно, писал он, и сильно приправлено перцем и чесноком. За этим, по
его словам, следовало то, что теперь мы называем вторыми блюдами, -
различное жаркое. И, наконец, на третье подавали супы. А на десерт,
или, как говорили тогда, "на заедку", - варенье, зеленый горох в
стручках и морковь.
Чем большим числом блюд потчевали гостя, тем
выше считалась оказываемая ему честь. В обычных боярских домах в честь
гостя на стол подавали по 30-40 различных блюд. На царских же пирах,
особенно если угощали послов, число перемен возрастало до 100, 150 и
даже до 200. Рекордным, по всей вероятности, был обед в честь некоего
крафа Карлиля, когда было подано 500 различных кушаний.
Пятьсот блюд
- это гораздо больше, чем нужно, чтобы доставить человеку удовольствие.
Поэтому с большой долей вероятности можно предположить, что уже вскоре
после начала обеда восторги графа Карлиля приняли чисто созерцательный характер...
Когда
угощение на Руси бывало особенно обильным, о нем с одобрением говорили:
"гостьба была толсто трапезна". На другой день хозяин непременно
посылал справиться о здоровье гостей. Зачастую это оказывалось нелишним.
Как
видите, радушие хозяина обычно намного превышало скромные возможности,
отпущенные гостю природой. Однако выход был найден. Впрочем, не только
в России.
Французский путешественник, побывавший на Руси в XIII
веке, писал об обычае русских приходить на пир со специальным мешком, в
котором они уносили то, чего не в силах были съесть за столом. Обычай
этот сохранился и позднее, во времена Ивана Грозного. Когда гости после
угощения отправлялись по домам, им вручали с собой блюда с мясом, блюда
с пирогами, корзины со сластями, пряниками, орехами и сушеными плодами.
Жив этот обычай и поныне. Масштабы, правда, не те.
Арабский
путешественник Ибн Фадлан, посетивший десять веков назад царство
волжских булгар и приглашенный царем на пир, особо отмечал в своих
записках: "Когда кончилась еда, каждый из нас унес оставшееся на его
столе домой".
Такой же обычай известен и в странах Ближнего и
Дальнего Востока. В Японии еще в прошлом веке на торжественные обеды
гости предусмотрительно приносили пустые корзины. В них они складывали
и уносили домой то, что не смогли съесть.
Когда сегодня, угощая
своего гостя, вы кладете ему на тарелку лучший кусок, вы следуете той
доброй традиции, которая уходит в далекое прошлое. "Более других чтите
гостя, - писал в своем завещании детям князь киевский Мономах, - откуда
бы к вам ни пришел, простой, или знатный, или посол, если не можете
дарами, то брашиной и питием..." Эту щедрость русских к гостям не раз
отмечали иностранные путешественники. Один из них был удивлен, заметив,
что во время пира царь Алексей приказывал "подавать все заморское и
дорогое гостям".
Конечно, хлебосольство имеет свои границы. Не буду
цитировать в этой связи басню Крылова "Демьянова уха". Она и так всем
хорошо известна.