На крест уселась серенькая птичка; встряхнувшись, она почистила клювом перышки и, наклонившись легоньким тельцем, выпила одну капельку; чуть помедлив и повертев головкой, выпила другую, а затем и третью; а потом радостно чирикнула; это чириканье в переводе на человеческий язык означало:
Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!
Мы,
группа паломников, приехали в Горненский монастырь поздно вечером.
Небольшие домики, храмы, хозяйственные постройки, прилепившиеся на
крутом склоне, походили на ласточкины гнезда. У ворот нас встретили
сестры; глядя на их приветливые, улыбающиеся лица, мы моментально
забыли об усталости. Через несколько минут мы переступили порог
монастырской гостиницы: уютные кельи, безукоризненная чистота, на окнах
- со вкусом подобранные занавесочки, на тумбочке - будильник ("мелочь",
о которой не везде помнят), горячий душ - было такое ощущение, что мы
приехали в родной дом.- Мужчины размещаются на втором этаже, - сказала гостиничная сестра, - а женщины - на первом.
Мы со священником Игорем Бондаревым, которого я хорошо знал, заняли келью номер два.
Так началось наше пребывание в Святой Земле, куда мы прибыли на празднества, посвященные 2000-летию Рождества Христова.
***
- Бывает ли дождь в Палестине летом? - спросил я у матушки Спиридонии, невысокой, тоненькой монахини (она была нашим гидом), когда мы отправились на трапезу.
- Никогда.
- А весной или осенью?
Матушка покачала головой.
- Дождь бывает здесь только зимой, да и то очень редко: иногда в декабре пройдет разочек - и все! Иногда после Рождества смочит землю, ну а уж если и в феврале появятся тучи, то это, можно считать, событие из ряда вон выходящее! Для нас дождь - это праздник!.. Видели, какая здесь земля? Каменисто-песчаная, выжженная солнцем, потрескавшаяся. Она все время хочет пить. А воды все нет и нет...
- А как же цветы, саженцы?..
- Поливаем. Каждая капля воды - на вес золота...
- Дождевую собираете?
- А как же! Под каждым домом - цистерна, вода туда и стекает.
- А водопровод?
- Платим, и немало!
***
Меня разбудил дождь: он монотонно барабанил в окно. Показалось, что нахожусь дома, а на дворе дождливая осень. И только через минуту, открыв глаза, я понял свою ошибку.
- Этот дождь просто молодец, - сказал отец Игорь, - разбудил нас секунда в секунду - и будильника не надо.
Я вышел из гостиницы, и на мое лицо упали прохладные капли дождя. Спрятаться под дерево? Вернуться за зонтом? Поднять воротник плаща? Нет, я подставил лицо под дождь - ведь это вода необычная, это вода Святой Земли. Тонкие струйки текли по лбу, по щекам, за воротник рубашки, а я стоял на месте и радовался - когда еще такое испытаешь!
Была еще ночь, и Горний, погруженный в темноту, угадывался с трудом, лишь редкие фонари выхватывали из предутренней мглы то мокрый асфальт, то листья невысокой маслины. Мы (священнослужители, журналисты, сотрудники церковных организаций, настоятели и игумены и игуменьи монастырей) заняли места в автобусе.
- Все собрались? - Матушка Спиридония обвела взглядом салон. - Никто не опоздал?
Опоздавших нет. Еще бы - ведь мы едем в Вифлеем!
Храм Рождества Христова пуст; мы первыми вошли сегодня под его своды. Спу
скаемся
в пещеру, с благоговением прикладываемся к "вифлеемской звезде"; здесь,
в этом тесном хлеву, куда на ночь загоняли скот, две тысячи лет назад
родился Богомладенец Иисус; Дева Мария бережно спеленала Его и положила
в ясли - на сухое душистое сено.Это событие стало поворотным в истории человечества.
Начинается Божественная Литургия. Это было, наверно, одно из тех редких богослужений, когда в пещере присутствовали только русские люди; несмотря на малые размеры вертепа, нам было не тесно - патриарший хор расположился на ступеньках лестницы.
"А где же мне исповедаться?" - подумал я и тут же увидел иеромонаха Феофана из Горненского монастыря, к которому один за другим подходили паломники. "Любое желание сердца, если оно тебе во благо и во спасение души, Господь исполняет немедленно", - подумал я.
Одна ектения сменялась другой, одна тайная молитва Патриарха Алексия (он возглавлял нашу делегацию) переходила в иную - это были особые, единственные, незабываемые минуты. Глядя на просветленные лица паломников, я вспомнил слова одного учителя Церкви: "О дивный вертеп! Ты прекраснее теперь, когда вместил Христа, чем Едем, в котором был Адам. Впрочем, зачем нам называть тебя раем, когда Церковь величает тебя самим Небом: "Небо - вертеп".
***
Все то время, что мы пробыли в Вифлееме, дождь не прекращался ни на минуту - он лишь порой затихал, а потом вновь принимался поливать благословенные камни древнего города. Даже старики не помнили такого события! Горожане старались в эти минуты быть на улице, чтобы своими глазами увидеть это чудо, иные толпились у открытых окон и дверей. Мальчишки стремглав носились по улицам, стараясь пробежать обязательно по луже, да еще по той, которая поглубже, поднимая тучи брызг и окатывая ими своих сверстников и неосторожных прохожих. Полицейские, взрослые, солидные люди, стояли на своих местах - на перекрестках улиц, у входа в банки, у храма Рождества Христова - неподвижно, не шелохнувшись, как изваяния, держа в руках резиновые дубинки и как бы не замечая дождя. Капли, ударяясь о лакированные козырьки их форменных фуражек, стекали, как с крыши. Женщины, подставив сложенные ковшичком руки под дождь, терпеливо ждали, пока наберется побольше воды, а потом умывались ею; они вынесли из домов кувшины, пластмассовые ведра, вазы и поставили их под дождевые струи. Два старика держали в руках старинные бокалы, из которых они пили, может быть, один-единственный раз в жизни - на своей собственной свадьбе; когда бокалы наполнялись до краев, они торжественно поднимали их и, чокнувшись, осушали до дна, и эта небесная влага, по всей вероятности, была для них во много раз приятнее, чем то вино, которое они пили на свадьбе.
Потоки, пенясь, с шумом мчались по узким крутым улицам. Стройная девушка с зонтом в руке, поддерживая подол платья, смело вступила в та
кой
поток, чтобы перейти улицу; едва она сделала несколько шагов, как
осталась без одной туфельки, которую вода в мгновение ока умчала
неизвестно куда. Идти теперь было очень неудобно, но девушка все же
достигла противоположного тротуара и, сняв вторую туфельку, не знала,
что делать: то ли искать пропажу, то ли продолжить свой путь босиком.
После недолгого раздумья она опустила туфельку на воду, и та быстро
поплыла по течению, а девушка улыбнулась - видимо, вспомнила кораблики,
которые она пускала в детстве.***
Площадь у Яффских ворот Иерусалима - через них Христос последний раз вошел в этот город - была полна народу. Сюда собрались Предстоятели Поместных Православных Церквей; они поднялись на деревянный, специально для сегодняшнего дня построенный помост, и теперь их было хорошо видно. В этот момент тучи разбежались, небо прояснилось, и ослепительные солнечные лучи залили площадь. Это было, конечно, явное знамение Божие.
Торжественная процессия крестным ходом направилась в Храм Гроба Господня. Мы шли по живому коридору: люди, оставив свои дела, высыпали на улицу и, приветствуя гостей, хлопали в ладоши, пели песни; один маленький оркестр сменял другой; покрывая их, оглушительно били барабаны.
Вдруг небо потемнело, и начался дождь. Наверно, у каждого второго человека появился зонт, они образовали почти сплошную крышу, поэтому я не волновался, вымокну или нет. Тяжелые капли, как бы вторя барабанам, медленно, с большими интервалами застучали по зонтам. Постепенно их стук становился все чаще и чаще, и вот дождь обрушился на нас с такой силой и с таким азартом, как будто все запасы влаги, предназначенные на несколько последующих дней и ночей, было решено израсходовать в одну секунду. Мы шли тесной, скученной массой, стараясь не наступить на ноги впереди идущих людей, и всем было весело, - мы прекрасно понимали, что на нас изливалась не вода, нет, а милость Б о ж и я, Его благодать, "немощная врачующи и оскудевающая восполняющи".
Первосвятители, войдя в Кувуклию, святая святых Храма, соборно молились, прославляя Насадителя Жизни, Искупителя всего человечества, Подателя всех благ, Господа нашего Иисуса Христа, и мы уповали, что по их молитвам Сын Человеческий даст Своим верным чадам то, в чем они больше всего нуждаются: отчаявшимся - надежду, пребывающим в искушениях - терпения, власть имущим - милость, скорбящим - утешение, сомневающимся - укрепление веры.
На другой день Предстоятели Поместных Православных Церквей приняли совместное историческое послание "К Церкви и миру". Есть в нем, в частности, такие строки: "Деление истории посредством Божественного Воплощения на отрезок времени до Рождества Христова и после него напоминает человеку, что с того дня история уже мыслится и рассматривается не с точки зрения силы мира сего, политического, военного или экономического
могущества, как бы велико оно ни было, а с точки зрения Царства любви
Божией, приход которой во времени означало Рождество Господа от Святого
Духа и Марии Приснодевы".***
Воздушный лайнер плавно набирал высоту; внизу проплыли окраины Тель-Авива, большого мирского города, оживленное шоссе (автомобили походили уже на мух), а вот показалось и Средиземное море; глядя на его темно-серую бесконечную равнину, я вспомнил последнюю ночь, проведенную в Святом граде.
...Прозрачная, мерцающая, прохладная мгла уже окутала таинственные молчаливые возвышенности города, заполнила сумрачные глубокие долины, стушевала краски в пальмовых, кипарисовых и оливковых рощах, высветила пустынные зигзагообразные ленты дорог, проворными ужами уползающие в горные ущелья, и, затаившись в стенах Старого города, замерла в тревожном ожидании. По небу плыли редкие бледные облака, и за ними открывались ясные, лучистые звезды - это очи Ангелов Божиих, которые внимательно наблюдали за тем, что происходило на земле. С востока один за другим налетали порывы упругого ветра, воздух звенел, ударяясь в металлические ставни, и листья смоковниц мелко-мелко трепетали. Луна замерла неподвижно, и в ее свете легко отыскать любую деталь Иерусалима: и корявую оливу в Гефсиманском саду, и изящные, сверкающие ровной позолотой купола храма святой Марии Магдалины, и каждый камень на Скорбном пути Спасителя, и неровности дна Овчей купели.
Проспекты города были пустынны, лишь редкий прохожий спешил достичь своего дома да небольшая группа паломников, громко разговаривая, направлялась в свою гостиницу. Высокие каменные дома возвышались как крепости. Улочки Старого города без лотков и суетливых продавцов казались не такими узкими, как днем, и когда я спускался по одной из них (ступеньки были отполированы пешеходами до матового блеска), то эхо шагов, отражаясь от стен и усиливаясь, улетало вверх и только там постепенно затихало, растворяясь в сыром предутреннем воздухе.
Выйдя за город и поднявшись на один из холмов, я увидел россыпи сияющих огней - словно невидимый сеятель щедрой рукой разбросал их направо и налево. Я долго гулял по холмам, дышал ядреным воздухом, слушал потаенную надмирную тишину, и в какой-то момент мне показалось, что я нахожусь в Небесном Иерусалиме, городе, который "не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего, ибо слава Божия осветила его, и светильник его - Агнец. Спасенные народы будут ходить во свете его, и цари земные принесут в него славу и честь свою. Ворота его не будут запираться днем; а ночи там не будет... И не войдет в него ничто нечистое и никто преданный мерзости и лжи, а только те, которые написаны у Агнца в книге жизни" (Откр; Апок. 21, 23-25; 27).