Николай
Михайлович Языков (1803-1846) - имя этого поэта мы знаем с детства. В
первой половине прошлого века его популярность была почти так же
велика, как и Пушкина.Порой
современники даже ставили эти имена рядом, как мы сегодня ставим рядом
имена Пушкина и Лермонтова. Впрочем, Николай Языков не только был
знакомцем, но и сотоварищем этих обоих гениев. Однако... раскрыв
энциклопедию Брокгауза и Эфрона, изданную в начале ХХ века, читаем о
Языкове следующее: "...Он мог бы при благоприятных условиях стать
выдающимся художником, но, к сожалению, так и остался вечным студентом
и литературным дилетантом". Согласитесь, сегодняшнему читателю это не
совсем понятно.
Что же это за "условия", которые так и не позволили Н.М. Языкову реализоваться в полной мере?
Сын
богатейшего симбирского помещика Коленька Языков, мальчик ярких и
разнообразных способностей, в одиннадцать лет (имея прекрасное домашнее
образование) был определен родителями, по моде тех лет, в
Санкт-Петербургский институт горных инженеров и затем в инженерный
корпус. Однако родительский выбор оказался ошибочным. Механика и
математика очень скоро Коле Языкову надоели. Его душу неожиданно
увлекла, охватила "прекрасная болезнь" - им всецело завладела Муза
Поэзии. Он стал исписывать стихами одну тетрадь за другой. Читал свои
легкие, прозрачные вирши всем, кто соглашался слушать. И ровесникам, и
взрослым.
По совету известного профессора словесности А.Ф.
Воейкова он, семнадцатилетний, богатый, красивый юноша, окунается в
яркую, шумную, с пирушками и литературными вечерами студенческую жизнь
Дерптского (ныне Тартуского) университета. И очень скоро становится
поэтом-любимцем и даже "певцом свободного студенчества" (его Муза с ним
настолько "на ты", как, впрочем, и бесконечные поклонницы, что стихи
льются рекой). Студенческая "вольница" тянется для него почти девять
лет, до 1829 года, когда его отчисляют-таки из университета "без
аттестации за неспособность сдать учебный курс". Вот откуда и пошло это
уничижительное - "вечный студент".
То время больших событий в стране
(смена властителей, восстание декабристов) было и временем ярчайшего
расцвета искусств. Буквально "взрыва" романтической литературы, поэзии.
Карамзин, Баратынский, Пушкин, Гоголь, затем Лермонтов...Имена первого
ряда. Тогда же и Николай Языков, уже много печатавшийся, именовался в
этом ряду.
Бунтарские идеи декабристов в те годы буквально витали
в воздухе. И вот уже в Москве (поэт перехал сюда в 1830 году) Николай
Михайлович среди многих иных написал очень символическое для настроений
тех лет стихотворение "Пловцы":
Нелюдимо наше море,
День и ночь шумит оно,
В роковом его просторе
Много бед погребено.
Смело, братья! Ветром полный
Парус мой направил я:
Полетит на скользки волны
Быстрокрылая ладья.
Облака бегут над морем,
Крепнет ветер, зыбь черней,
Будет буря: мы поспорим
И поборемся мы с ней.
Не
правда ли, в этих радостно-удалых настроениях "пловцов" есть что-то
общее с будущим лермонтовским "Парусом".Только тот одинок, далек, почти
безнадежен, а здесь - уверенность в силе человека. Так и захватывает
дух от слов:
Смело, братья! Туча грянет,
Закипит громада вод,
Выше вал сердитый станет,
Глубже бездна упадет.
Там за далью непогоды,
Есть блаженная страна:
Не темнеют неба своды,
Не проходит тишина.
Но туда выносят воды
Только сильного душой...
Смело, братья! Бурей полный,
Прям и крепок парус мой!
Этот
"гимн надежды" скоро становится очень любимым и в народе, и в свете.
Музыку к нему пишут известнейшие композиторы: Дюбек, Виардо, Варламов,
Соколов, Балакирев. Позже даже Чернышевский в романе "Что делать?"
цитирует его устами своей героини Веры Павловны. Однако настроения
самого автора к 1837 году становятся уже иными. Тяжелейшая болезнь
костного мозга делает его инвалидом, вычеркивает еще совсем молодого,
тридцатичетырехлетнего человека из полноценной жизни. Сперва он, как и
его пловцы, пытается активно бороться. Но ни заморские лекари, ни
дивный климат не помогают. И в 1843 году, почти обездвиженный, он
срочно возвращается на родину.
Московские врачи предрекают скорую
кончину. Но, по промыслу Божьему, поэту было уготовано прожить еще
четыре года. И эти физически тяжелейшие для его тела годы стали, может
быть, самыми прекрасными, значимыми годами духовной жизни Николая
Михайловича. Прикованный к постели, к коляске, он стал буквально душой
тогдашней культурной Москвы. У него ежедневно собирались друзья -
поэты, писатели. Звучали воспоминания о недавних пушкинских временах,
велись споры, звучали стихи, музыка, строились литературные планы... А
любимая Родина воспринималась теперь Николаем Михайловичем как та
"блаженная страна", которой достигли-таки, вопреки буре, его "Пловцы".
С
этим счастливым убеждением в 1846 году и скончался замечательный поэт
Николай Языков, которого историки впоследствии не случайно назовут
"последним поэтом пушкинской плеяды".