По белу снегу

В прессе говорят, что она "одна из моднейших художниц постсоветского периода". Искусствоведы пишут о ней монографии: о ее духовности и философии, о ее открытых и чистых красках, о юморе и выдумке, о знании жизни и любви к животным. Знатоки и любители живописи видят в творчестве художницы Дины Ельцевой выражение русского национального характера. ...В ночной избе было тепло и тихо. С вечера Дина протопила печь, и жаркие угольки в ее черном чреве еще не погасли, еще мерцали, таинственно помигивая. В темноте уютно стучали ходики над комодом, а из окон, из-за белого кружева занавесок струился неясный зимний свет. Он нежно пятнал бревенчатые стены, полосатые половики на полу, спящую кошку на стуле. А по всему столу - рулоны ватмана, кисти, разноцветные краски - воистину художественный беспорядок. И еще - новый, только начатый Диной деревенский пейзаж. Вернее, картина, из серии тех, которые художница с таким увлечением писала одну за другой в последние годы. А годы эти были не легкими. Поиск своего пути, собственного почерка в живописи - пожалуй, самое трудное. Даже после блестящего окончания Суриковского института.
Не так-то просто было ей, Дине Ельцевой, родившейся в 1965 году в семье художников-традиционалистов и занимавшейся в мастерской Таира Салахова монументальной живописью, вдруг начать работать совсем по-иному. Словно совсем по-новому взглянула на мир. А началось все вот с этой деревни. С все возрастающей в сердце любви к земле, к природе, к русской глубинке. К этой вот бревенчатой ароматной избе, которую родители купили когда-то под Тверью.
...Не спится Дине. Она встает и, сунув у порога босые ноги в теплые валенки, накинув на стройную девичью фигурку полушубок, а на голову - цветастую шаль, тихо выходит в холодные гулкие сенцы. Стукнув засовом, со скрипом открывает дверь. Снаружи, на высоком крыльце, сразу охватывает ядреным холодом, ароматом свежего снега, тишиной. Улыбка невольно озаряет чернобровое лицо. Вокруг в лунном сиянии раскинулась ее любимая деревня Осиновец. Там и сям купы деревьев волшебно колышут ажурные тени. Избы с нахлобученными, как белые шапки, крышами словно разбежались по сторонам. А иные устремились к деревенскому пруду. Там сенё блестит лед, исчерканный озорными коньками мальчишек, темнеют у берега незамерзшие проруби, в которых бабы постоянно полощут белье, в центре - лунки добытчиков-рыбаков. А вдали, на холме, венчая прекрасный белый простор, царят золоченые купола сельского храма. И свет от них, освещенных луной, словно бы озаряет благостью всю округу. Так и хочется вздохнуть: "Господи, как хорошо-то!"
Дина поправляет на голове цветастую шаль. Как же славно, что из своей городской квартиры в подмосковных Подлипках она приехала сюда зимой. Да еще на Рождество! Летом - другое дело. Летом она бывает здесь часто. Подолгу живет и весной, и осенью, и на медовый Спас, и на яблочный. В Новый же год - не часто. А зимой окрестные дали так голубы, так ясны. И кажется - каждый звук, тем более колокольный звон, плывёт аж до самого Углича и Калязина и дальше - по всему Золотому кольцу. Да и главные праздники - Рождество, Крещение - выпадают как раз на декабрь, на январь - студенец. Будут, конечно, гулянья, колядки, ночной Крестный ход с хоругвями, с пением. Дина напечет пирогов с капустой, и сама пойдет к соседям - пить чай с вареньем и есть местные знаменитые моченые яблочки. А на площади в выходные будут наперебой играть гармони. И в хороводной пляске затопают по белу снегу нарядные бабы и девушки. Заголосят и мудрые, и озорные нынешние частушки. "Не ходите девки замуж - замужем не сладко. Я неделю пожила - осталася солдатка". "Заграница посылает тряпочки да ниточки... За границу уплывают золотые слиточки..." Или вот еще. Эту ей недавно пропела соседская девчонка, которую Дина как раз рисовала: "На гармошку новую повешу шаль бордовую, изорвется моя шаль, повешу новую - не жаль!". Сколько же прелести в лаконичной русской частушке! И сюжет, и картинка, и мысль. Вот ведь трудно, бедно живет русская провинция, а озорство и любовь, удаль и надежда не иссякают!.. И хочется Дине передать это чувство в собственной живописи. Запечатлеть в рисунке, композиции, цвете. Может быть, потому она так легко и перешла от монументальной живописи, в которой раньше преуспевала, к лубку, к наиву, "примитивизму". И так близки ей стали и русский лубок и далекий Брейгель, и хорват Генералич и грузин Пиросмани. Да и по телевизору в последние годы Дина с удовольствием смотрит, пожалуй, только передачу "Играй, гармонь!". А из фильмов - "Калину красную". И именно новые ее работы - такие русские, фольклорные, такие понятные, ясные, принесли ей на всероссийских и международных выставках небывалый успех. Даже славу.На вернисажах в блистательных залах художественных галерей ее картины "Ноев ковчег" и "Бочка меда", "Хлебный дождь" и "Царь горы", "Яблочный спас" и "Зимняя деревня" кажутся элитному зрителю необычными, экзотическими "окнами" в какой-то иной мир. Мир некой истинной, незамутненной, доброй жизни. Что ж, это и правда так. Вот раскинулась перед ней русская ее деревня, ее глубинка, ее жизнь. И эти ее картины, ее "окна", уходят на выставки и раскупаются буквально "из-под кисти". Она даже не знает путей их дальнейшей жизни. Иногда даже не успевает сделать слайд или фото. Порой коллеги-подружки, возвращаясь из-за границы, спешат позвонить ей по телефону: "Ой, Динка, видели тебя в Амстердаме, смотришься здорово". Или - "висишь в Нью-Йорке... Париже". Или: "Ой, Динка, твоих кошек-собак в Токио крупешником напечатали. Во всех ракурсах. Сама видела". Дина и вправду до самозабвения любит животных, так, кажется, и обняла бы всех. И каждую кошку, собаку, корову - в отдельности!
Что ж, пускай пресса пишет, у всякого своё дело. А она даже на свои вернисажи, где телекамеры, изысканные туалеты дам и господ, где цветы, улыбки, шампанское, не особенно-то наряжается. Так, накинет только павлово-посадский платок понаряднее и спешит к московской электричке на открытие своей выставки, проверив в кармане месячный проездной билет. Правда, пару лет назад, получив за купленные картины какие-то очередные деньги, Дина, по совету родителей, все же купила машину. Да только зря. Как ее ни учили - никак управлять не смогла, видно, не ее это дело. Так и пришлось продать. Лишь время зря потеряла. Временем Дина с годами дорожит все больше. Вообще, она считает, человек должен заниматься лишь тем, что делает лучше всего. Она вот рисует. И дело свое обожает. Сочиняет свои композиции щедро, без устали. Может даже ночью проснуться и босиком - к столу, за кисти, за краски. И пишет, как песню поет, легко, старательно, аккуратно, изначально зная: "Цель творчества - самоотдача, а не шумиха, не успех..."Дина стоит под ночным звездным небом на своем деревенском крыльце. Где-то спросонья лает собака. Дина плотней запахивает полушубок. Ей зябко. От дыхания на мехе воротника индевеет пар. А на душе почему-то тепло и уютно. Даже празднично, поскольку в воображении, как медленно проявляющийся фотоснимок, ей уже начинает видеться новая картина. Возможно, художница к ней пр