(публикуется в сокращении)Есть в январских днях и ночах такие дни и такая ночь, к которым мы начинаем готовиться задолго. Приводим в порядок свою душу и свой дом, чтобы в чистоте и радости встретить Рождество Христово. Необыкновенная поэтичность и великий сокровенный смысл этого события - приход на землю Сына Божьего, объединившего людей в любви к Господу и друг к другу и открывшего каждому путь к спасению, отражены во многих произведениях русской литературы. Но, может быть, мы нигде не найдем столь проникновенных и духовно светлых строк, посвященных Рождеству, как в книге писателя Шмелева (1873-1950) "Лето Господне". Иван Сергеевич родился и вырос в самой что ни на есть сердцевине Москвы - в Замоскворечье. Старая Москва с ее яркой, пестрой, богомольной жизнью представлена им во всех деталях и мелочах, а сам праздник Рождества и подготовка к нему переданы через чистое и доверчивое восприятие ребенка. Прислушаемся же к этому трепету детской души, к волшебству Рождественской ночи...
Рождество
уже засветилось: как под Введенье запели за всенощной "Христос
рождается, славите: Христос с небес, срящите..." - так сердце и
заиграло, будто в нем свет зажегся. Горкин меня загодя укреплял, все
говорил вразумительно: "Нельзя сразу, а надо приуготовляться, а то и
духовной радости не будет". И это сущая правда. Только бы Николина дня
дождаться, а там и рукой подать: скатишься, как под горку, на Рождество.Близится Рождество: матушка велит принести из амбара "паука". Это высокий такой шест, и круглая на нем щетка, будто шапка: обметать паутину из углов. Два раза в году "паука" приносят: на Рождество и на Пасху. Смотрю на "паука" и думаю: "Бедный, целый год один в темноте скучал, а теперь, небось, и он радуется, что Рождество". И все радуются. И двери наши, - моют их теперь к Празднику, - и медные их ручки, чистят их мятой бузиной, а потом обматывают тряпочками, чтобы не захватали до Рождества, в Сочельник развяжут их, они и засияют, радостные для Праздника.
Вытащили на снег кресла и диваны... "Белят" ризы на образах: чистят до блеска щеточкой с мелком и водкой и ставят "праздничные", рождественские, лампадки, белые и голубые, в глазках. Эти лампадки напоминают мне снег и звезды. Вешают на окна свежие, накрахмаленные шторы, подтягивают пышными сборками, - и это напоминает чистый, морозный снег. Изразцовые печи светятся белым матом, сияют начищенными отдушниками. Зеркально блестят паркетные полы, пахнущие мастикой с медовым воском, - запахом Праздника. В гостиной стелят "рождественский" ковер, - пышные голубые розы на белом поле, - морозное будто, снежное. А на Пасху - пунцовые розы полагаются, на алом.
На Конной, - ей и конца не видно, - где обычно торгуют лошадьми цыгане и гоняют их на проглядку для покупателей, стоном стоит в морозе гомон. Нынче здесь вся Москва. Снегу не видно, - завалено народом, черным-черно. На высоких шестах висят на мочалках поросята, пучки рябчиков, пупырчатые гуси, куры, чернокрылые глухари. Мороз взялся такой, - только поплясывай. И все довольны, веселые, для Рождества стараются, поглатывают-жгутся горячий сбитень. Только и слышишь - перекликаются:
- Много ль поросят-то закупаешь?
- Много-не много, а штук пяток надо бы, для Праздника.
В Сочельник обеда не полагается, а только чаек с сайкой и маковой подковкой. Затеплены все лампадки, настланы новые ковры. Блестят развязанные дверные ручки, зеркально блестит паркет. Н
а
столе в передней стопы закусочных тарелок, "рождественских", в голубой
каемке. На окне стоят зеленые четверти "очищенной", подносить народу,
как поздравлять с Праздником придут. В зале - парадный стол, еще
пустынный, скатерть одна камчатная. У изразцовой печи, - пышет от нее,
не дотронуться, - тоже стол, карточный, раскрытый, - закусочный: завтра
много наедет поздравителей. Елку еще не внесли: она мерзлая, пока еще в
высоких сенях, только после всенощной ее впустят.Отец в кабинете отсчитывает деньги, ставит на столе в столбики, серебрецо завертывает в бумажки; потом раскладывает на записочки - каким беднякам, куда и сколько. У него, Горкин сказывал мне потайно, есть особая книжечка, и в ней вписаны разные бедняки и кто раньше служил у нас. Сейчас позовет Василь Василича, велит заложить беговые санки и развезти по углам-подвалам. Так уж привык, а то и Рождество будет не в Рождество.
У Горкина в каморке теплятся три лампадки, медью сияет крест. Скоро пойдем ко всенощной. Горкин сидит перед железной печкой, греет ногу, - что-то побаливает она у него, с мороза, что ли. Спрашивает меня:
- В Писании писано: "И явилась в небе многая сонма Ангелов...". Кому явилась?
Я знаю, про что он говорит: это пастухам Ангелы явились и воспели - "Слава в вышних Богу..."
- А почему пастухам явились? Вот и не знаешь. Про это мне вразумление от отца духовного было, он все мне растолковал, о. Валентин, в Успенском соборе, в Кремле, у-че-ный!.. проповеди как говорит!.. Запомни его - о. Валентин, Анфитиятров. Сказал, в стихе поется церковном: "Истинного возвещают Па-стыря!.." Как в Писании-то сказано, в Евангелии-то?.. - "Аз есмь Пастырь Добрый..." Вот пастухам первым потому и было возвещено. А потом уж и волхвам-мудрецам было возвещено: знайте, мол! А без Него и мудрости не будет. Вот ты и помни.
Идем ко всенощной.
Горкин раньше еще ушел, у свещного ящика много дела. Отец ведет меня через площадь за руку, чтобы не подшибли на раскатцах. С нами идут Клавнюша и Саня Юрцов, заика, который у Сергия-Троицы послушником: отпустили его монахи повидать дедушку Трифоныча, для Рождества. Оба поют вполголоса стишок, который я еще не слыхал, как Ангелы ликуют, радуются человеки, и вся тварь играет в радости, что родился Христос. И отец стишка этого не знал. А они поют ласково так и радостно. Отец говорит:
- Ах вы, божьи люди!..
Клавнюша сказал: "все божии", - и за руку нас остановил:
- В
ы прислушайте, прислушайте... как все играет!.. и на земли, и на небеси!..А это про звон он. Мороз, ночь, ясные такие звезды, - и гу-ул... все будто небо звенит-гудит, - колокола поют. До того радостно поют, будто вся тварь играет: и дым над нами, со всех домов, и звезды в дыму, играют, сияние от них веселое. И говорит еще:
- Гляньте, гляньте!.. и дым будто славу несет с земли... играет ка-ким столбом!..
И Саня-заика стал за ним говорить:
- И-и-и...грает... не-бо и зе-зе-земля играет...
И с чего-то заплакал...
В церкви полным-полно. Вся церковь воссияла, - все паникадилы загорелись. Смотрю: разинул Ломшаков рот, назад головой подался... - все так и замерли, ждут. И так ах-нуло - "С нами Бог"... - как громом, так и взыграло сердце, слезами даже зажгло в глазах, мурашки пошли в затылке. Горкин и молится, и мне шепчет:
- Воскрес из мертвых наш Ломшачок... - "...разумейте, языцы, и покоряйтеся... яко с нами Бог!.."
И Саня и Клавнюша - будто воссияли от радости. Такого пения, говорили, еще не слыхали: будто все Херувимы-Серафимы трубили с неба. И я почувствовал радость, что с нами Бог. А когда запели: "Рождество Твое, Христе Боже наш, воссия мирови свет разума..." - такое во мне радостное стало... и я будто увидал вертеп-пещерку, ясли и пастырей, и волхвов... и овечки будто стоят и радуются. Клавнюша мне пошептал:
- А если бы Христа не было, ничего бы не было, никакого света-разума, а тьма языческая!
Когда мы шли домой, то опять на рынке остановились, у бассейны, и стали смотреть на звезды, и как поднимается дым над крышами, и снег сверкает, от главной звезды, - "Рождественская" называется. Зашли в конюшню, а там лампадочка горит, в фонаре, от пожара, не дай-то Бог. Антипушка на сене сидит, спать собирается ложиться. Я ему говорю:
- Знаешь, Антипушка, нонче вся тварь играет, Христос родился.
А он говорит: "А как же, знаю... вот и лампадочку затеплил..." И правда: не спят лошадки, копытцами перебирают.
- Они еще лучше нашего чуют, - говорит Антипушка, - как заслышали благовест, ко всенощной... ухи навострили, все слушали.
Заходим к Горкину и стали про божественное слушать. Клавнюша с Саней про светлую пустыню сказывали, про пастырей и волхвов-мудрецов, которые все звезды сосчитали, и как Ангелы пели пастырям, а звезда стояла над ними и тоже слушала ангельскую песнь...