Однажды он был более чем откровенен с самим собой и написал следующие строки:Недостижимо это божество
Для песен: будь себе я господином,
О ней бы не писал я ничего...
Не раз и не два он спрашивал себя, что же приключилось с ним и его жизнью - уж не навел ли кто-нибудь на него порчу? Почему он из года в год, как подневольный, пишет, по сути, один и тот же панегирик одной и той же особе - одной и той же, одной и той же... Над ним, он знал об этом не понаслышке, уже посмеиваются люди. Они не понимают, для чего ему славить ту, что отдана - и это уже не поправить никогда - другому, когда кругом, лишь руку протяни, столько молодых полных прелести и очарования женщин... Нет, пора, наконец, стать господином самому себе! И он, положив перед собой чистый лист бумаги и намереваясь написать то, что подскажет вдохновение, вдруг с удивлением, ужасом... и сладостным восторгом видит, что рука как бы сама собой выводит:
И слушать о других, и речь вести -
Не может быть невыносимей муки.
Одно лишь имя у меня в чести.
К любой другой заказаны пути
Для ног моих, и не могли бы руки
В стихах другую так превознести...Молодой итальянец Франческо Петраколло (по описаниям тех, кто знал его близко, высокий, стройный юноша с благородными чертами лица), не дослушав университетский курс права в Болонье, приезжает в Авиньон, небольшой тихий город на юге Франции. Здесь временно и не по своей воле обосновался Папа Римский со своим двором, здесь нашли убежище немало знатных и богатых итальянцев, в их числе и родители Франческо, покинувшие родину из-за того, что она вот уже несколько десятилетий страдает от бесконечных смут, братоубийственных войн, да и просто от откровенного разбоя на дорогах.
Отец Франческо, нотариус при папском дворе, рад видеть сына живым и невредимым. Но не рад, что тот, бросив учебу, кажется, уже и не думает ее продолжать. Увы, сын, прямой его наследник, равнодушен к римскому праву и интересуется лишь литературой Древнего Рима: стихами Вергилия, речами Цицерона... Для себя отец сделал печальный вывод: уж больно Франческо впечатлительный, все слишком близко принимает к сердцу - не получится из него хорошего юриста...
По правде говоря, приехав в Авиньон, Франческо и сам не знает, что ему делать дальше. Увлечь или самому увлечься какой-нибудь местной красоткой? Но зачем? В любовь он не верит. По студенческим годам знает: это просто-напросто похотливое чувство, прикрытое красивыми словами о верности до гроба... Пойти, как отец, на службу к римскому первосвященнику и сделать карьеру? Нет, он ненавидит Авиньон, город, где тоска по родине часто приобретает форму зависти, интриг...
Через некоторое время Папа Римский за верную службу нотариуса Петраколло дарует его сыну сан светского каноника. Это звание не накладывает на Франческо почти никаких обязанностей, но и не дает ему почти никаких прав, кроме одного: покинуть этот, выражаясь словами самого Франческо, "гнуснейший город"... Но скоро, скоро настанет день, когда он будет славить Авиньон и только что не целовать камни его узких, кривых улочек.Случится это 6 апреля (запомните крепко это число!) 1327 года. В этот день произойдет встреча, которая перевернет жизнь Франческо, придаст ей новый и, не побоимся этого словосочетания, горько-сладкий смысл. Нетрудно догадаться, это будет встреча с женщиной, но встреча нежданно-негаданная, странная, во многом необъяснимая...
Итак, молодой каноник Петраколло, находясь неподалеку от одной из авиньонских церквей, видит, что из храма в сопровождении служанок выходит молодая женщина, одетая, как и положено благородным дамам при посещении церкви, в скромное черное платье. Что-то Франческо подсказывает - может, тень от облака, за которое внезапно и робко спряталось солнце, может, тревожный звон колокола, задетого птицей, - сейчас произойдет что-то великое, неповторимое. И - точно! Благородная прихожанка, на мгновение приподняв вуаль, останавливает на нем свой взгляд. И он, за то же самое мгновение, успевает разглядеть черты ее прекрасного лица и понять, что она - его судьба! Но вот она проходит дальше, а Франческо продолжает стоять, словно пораженный громом. (Кому это сравнение покажется избитым, может воспользоваться бунинским "солнечным ударом". Кстати говоря, имя Ивана Алексеевича здесь упоминается не всуе. В апреле, заметьте, в апреле 1932 года он приезжает в Авиньон и разыскивает место, где когда-то Франческо встретил свою любовь...) Придя в себя, молодой каноник спешит узнать все, что можно, про красавицу, бросившую на него мимолетный, но столь много значивший для его жизни взор. Ее зовут Лаура. Она - жена богатого авиньонца и уже мать двоих детей. Ей двадцать лет.
Проходит несколько дней, он снова видит ее, догадывается, что и она замечает его, и смятенно спрашивает себя:
Любовь?.. А может, нет... Сказать легко ли?
Любовь? Но, боже, что она несет?
Добро? Тогда откуда в сердце лед?
А если зло, откуда сладость боли?
Казалось, узнав, что Лаура - замужняя женщина, причем верная своему мужу, Франческо поставит крест на своих надеждах и мечтах. Он так и делает! Но продолжает любить так, словно его счастье не за горами. Он без устали бродит по тенистым улочкам и шумящим на ветру паркам Авиньона в надежде - одну ли, в сопровождении служанок - встретить ее и с громко стучащим сердцем пойти своей дорогой.
Возможно, во время их первой встречи она испытала точно такое же, как и он, потрясение. Но в этом она не признается ему ни одним словом, ни одним жестом. Хотя нет, рассказывают, один жест, всего один, - был, но бедному Франческо и его хватит на всю жизнь. Однажды он, о чем-то сильно задумавшись или сочиняя новый сонет, стоял на улице. Лаура, прекрасная, как сама любовь, проходя мимо него, молча и нежно, словно жалея его и самое себя, провела рукой по его лицу и так же молча проследовала дальше, а он не сразу пришел в себя, не сразу понял, это сон или явь...
Не признаю исхоженных дорог,
Боясь, что проницательность людская
Поймет, черты угасшие читая,
Какому сердце я огню обрек...
И вот, чтобы освободиться от своей страсти, как от наваждения, он уезжает из Авиньона. Но через год возвращается. И для чего? Уже даже не столько для того, чтобы вновь увидеться с Лаурой (каждая встреча с ней дается ему дорогой ценой), сколько поклониться ее следам, благословить ее земной путь.
Здесь пела, здесь сидела, здесь прошла,
Здесь повернула, здесь остановилась,
Здесь привлекла прелестным взором в плен...Измучавшись вконец, Франческо Петраколло навсегда покинет Авиньон - город его высокой, непреходящей и безнадежной любви. Покинет, чтобы вдалеке от Лауры стать тем, кем он и войдет в историю мировой литературы, - выдающимся итальянским поэтом по имени Франческо Петрарка! Покинет, чтобы еще двадцать лет сочинять, наедине с собой обливаясь слезами, шедевры ослепительной красоты - сонеты в честь мадонны Лауры - и поднимаясь год от года в своих восторгах все выше, выше, выше...
Опасно быть душе рабою взгляда.
Чужая воля ей теперь указ.
Свобода в прошлом. Так душе и надо,
Хотя она ошиблась только раз...
Как неприкаянный Петрарка плутает по белу свету. У него нет своего дома, нет семьи. Но многие уже догадываются, что он талантливый поэт, дают ему кров и пищу. За поэму, посвященную древн
еримскому
полководцу Сципиону, победителю Ганнибала, он удостаивается высшей в то
время награды поэтов - лаврового венка... Казалось бы, вот повод, чтобы
покончить с прошлым, подвести черту под своими страданиями. Но нет,
многолетняя разлука с любимой, вопреки распространенному мнению, ничуть
не убавляет силу его страданий.Блаженна та, кто благость льет в другого
Доступными лишь - ему и ей -
Виденьем и тайным смыслом слова.
Я слышу: "Верный мой, не сожалей
О том, что я была с тобой сурова", -
И меркнет солнце от таких речей...
В другом сонете он напишет: "Куда я взор задумчивый ни кину, передо мною ты, любовь моя..." Что же происходит? Он слышит ее голос через моря и горы. Он видит ее там, где ее нет. Недаром древние считали, что любовь - это род безумия. Но тут же добавляли: счастливого безумия. Кто знает, как сложилась бы судьба Петрарки, забудь он о своей Лауре на чужбине? Стал ли бы он поэтом вообще, и великим в особенности, если бы мадонна из Авиньона, сжалившись над ним и над собой, ответила бы на его чувства в полной мере?
И вот что еще удивительно: в его сонетах живет не только вселенская неутихающая тоска по любимой, но также и вполне земной страх, что он - переживет ее!
Мне вред на пользу, слаще нет невзгод,
И жить устал, и жизнь молю устало
Не уходить, и страшно, что сначала
Не я, но та, кого пою, уйдет...
Возможно, Петрарка сам не знает, что, как все истинные поэты, он - провидец. Случается именно то, чего он так боится. В 1348 году далекий от него Авиньон чуть не весь вымирает от эпидемии черной чумы. В числе шестидесяти тысяч своих жертв страшная болезнь унесла в могилу и мадонну Лауру. Не меньше, чем ее смерть, Петрарку потрясает то, что она умерла 6 апреля! Точно через двадцать один год после их первой встречи, день в день. И, согласитесь, в этом что-то было...
Ты смотришь на меня из темноты
Моих ночей, придя из дальней дали:
Твои глаза еще прекрасней стали,
Не исказила смерть твои черты.Как счастлив я, что скрашиваешь ты
Мой долгий век, исполненный печали!
Кого я вижу рядом? Не тебя ли
В сиянии нетленной красотыТам, где годами песни были данью
Моей любви, где плачу я, скорбя,
Отчаянья на грани, нет, за гранью?Но ты приходишь - и конец страданью:
Я различаю по шагам тебя,
По звуку речи, одеянью...Что же, спросит читатель, светский каноник Франческо Петрарка, молясь Богу и храня в душе светлую память о Лауре, так и прожил всю жизнь одиноко, без женской любви и ласки? Нет, в отличие от своего великого предшественника Данте Алигьери, любившего свою Беатриче - и лишь одну ее - платонической любовью, Петрарка был более земным человеком и не чуждался житейских наслаждений. Еще при жизни Лауры, скитаясь по странам Европы, он заимел двух побочных сыновей. Говорят, у него был бурный роман с легкомысленной неаполитанской королевой. Что ж из того? Была идеальная любовь к Лауре. И вполне земная - к другим женщинам. Но лишь Лауре он посвящал свои песни. Прекрасной, желанной, недоступной, а затем и вовсе улетевшей в надзвездные края. И - да святится имя ее...
Многих из тех, кто интересуется жизнью и творчеством Петрарки, шокирует, что сам он к сонетам о Лауре относился весьма снисходительно, как к неким поэтическим пустячкам. Зато очень высоко, пожалуй, даже чересчур, оценивал свою поэму, за которую его сделали лауреатом. (Между прочим, слово "лауреат" произошло от слова "лавр".) Далеко не равнодушный к славе и почестям, Петрарка гордился тем, как мастерски он построил сюжет своей поэмы, как точно выдержал в ней поэтические ритмы и созвучия. Сонеты же о Лауре, судя по всему, давались ему легко. Выстраданные сердцем, они изливались произвольно. А оборачивались - чудом любовной лирики! И не поэма (кстати, написанная не на живом итальянском, как стихи о Лауре, а на латинском), а его любовные сонеты читаются во всем мире вот уже шестьсот с лишним лет. На самом деле его венок - Лаура, чье имя тоже одного корня с "лавром"...Незадолго до своей смерти (а прожил он семьдесят лет) Петрарка, уже больной, усталый человек, думающий больше о своих хворях, чем о былых возвышенных чувствах, садится и пишет "Письмо к потомкам". В нем есть строчки, имеющие прямое отношение к теме нашего рассказа. Вот они: "В юности я страдал жгучей, но единой и пристойной любовью и еще страдал бы ею, если бы жестокая, но полезная смерть не погасила уже гаснущее пламя..." Читаешь эти строки, и в голову невольно закрадывается мысль: это написал не Франческо Петрарка, а Франческо Петраколло, еще не верящий в любовь, еще не встретивший Лауру! Ведь на самом деле все было иначе. Лаура умерла, а Петрарка еще двадцать пять лет (здесь нет никакой опечатки!) пишет сонеты о своей любви и о своей горячей вере в скорую встречу с Лаурой в потустороннем мире!
Но высшая краса вознесена
На небеса, и этой неземною
Красой, как прежде, жизнь моя полна...
Да, в некоторых сонетах "На смерть мадонны Лауры" звучит, чаще всего подстрочно, сожаление поэта о том, что он потратил столько душевных сил из-за своей несчастной, неразделенной любви. Но это говорит лишь о том, что поэт в нем умирал быстрее человека. Ведь когда-то Петрарка утверждал совсем иное! Послушаем эту бесподобную ликующую музыку:
Благословляю день, минуты, доли
Минут, время года, месяц, год,
И тот прекрасный край, и город тот,
Где светлый взгляд обрек меня неволе.Благословляю сладость первой боли,
И в сердце, и в судьбе переворот,
И стрел любви рассчитанный полет,
Когда отбить удар не в нашей воле.Благословляю имя из имен
И голос мой, дрожавший от волненья,
Когда к любимой обращался он.
Благословляю все мои творенья
Во славу ей, и каждый вздох, и стон,
И помыслы мои - ее владенья...
В шестнадцатом веке один из французских королей, потрясенный историей любви Петрарки и его сонетами, повелел вскрыть могилу, в которой предположительно похоронили погибшую Лауру, чтобы устроить пышное перезахоронение. Возможно также, его величество желал удостовериться, что Лаура была на самом деле и ее не придумал сам Петрарка: ведь воображение поэта на все способно... Да, был найден чей-то прах, прядь чьих-то волос. Но чьих - это так и осталось под вопросом, хотя старинные записи подтвердили, что в те годы в Авиньоне действительно жила Лаура, дочь благородного рыцаря Одибера...
Несколько поколений художников (среди них мы находим даже великого Рафаэля!) пытались воссоздать внешний облик авиньонской красавицы. На одних полотнах она представала чистой, непорочной мадонной, на других - очаровательной милашкой. Но для чего они так старались? Свою Лауру видел и запомнил лишь один человек на свете - Франческо Петрарка. Увидел в тот великий, страшный и прекрасный миг, когда она приоткрыла вуаль и взглянула на него. И это было лицо его пожизненной любви - безмерно радостной, безмерно горькой. Он запечатлел его в своих бессмертных сонетах. Время уже никогда не сотрет эти черты...