Прижимая к сердцу кусочек льда...

Боже мой, люди так часто ищут высокое под облаками и на дне морском, а оно, оказывается, рядом...
Винсент Ван-ГогРедкая книга о жизни выдающегося художника, идет ли в ней речь об итальянце Леонардо да Винчи или испанце Франсиско Гойе, французе Ренуаре или русском Кипренском, обходится без страниц, посвященных любви живописца, роли женщин в его творчестве. Эти женщины, любимые и любящие, прекрасные и загадочные, и сегодня смотрят на нас как живые с их вдохновенных полотен. Верно, в число таких художников не входит голландец Винсент Ван- Гог. Почему? Считается, что ни одна женщина не оказала на него и его творчество существенного влияния. Да, это так, но это - и не так.
Любимых женщин (пожалуй, за исключением одной, о которой речь пойдет впереди) мы не находим на картинах Ван-Гога. Но всему, что есть на них прекрасного и неповторимого, мы обязаны его женщинам. Точнее говоря, его неутихающей тоске по женской любви, его отчаянной, но так никем из женщин до конца и не разделенной страсти...
С самого начала надо знать особенности характера Винсента: он был упрям и неподдельно искренен. Эти качества станут счастьем и бедой всей его жизни. Уже в детстве ему достается (от родителей, учителей, сверстников) за то, что он думает не так, увлекается не тем, одевается иначе, чем другие. Даже за то, что он ярко выраженный шатен, то есть, попросту говоря, рыжий - и за это достается!.. И вот такой несговорчивый, малообщительный юноша приезжает из Голландии в Англию для работы в фирме, торгующей картинами. Он снимает угол на окраине Лондона и, что называется, с порога влюбляется в Урсулу, дочь хозяйки квартиры. Он в восторге от каждого ее слова, движения, жеста. На досуге пишет домой смешные и трогательные по сути письма, в которых умоляет родителей, сестер и младшего брата Тео заочно полюбить Урсулу, как он выразится, "ради меня".
Винсента не узнать! Ему, прежде всегда насупленному, неулыбчивому, теперь мир кажется прекрасным, то, что раньше его раздражало - густые туманы, в которых тонет Лондон, глупый щебет воробьев на крыше дома, уличная суета, - теперь восхищает. Он не спешит признаться Урсуле в любви (хотя, кажется, она этого ждет с нетерпением), ему достаточно того, что она рядом с ним. Но вот он уже не может таить свое чувство и с бьющимся от тревоги и счастья сердцем открывается ей в своей любви. А Урсула в ответ... смеется! Голландец, дорогой, ты ошибаешься, тебе, рыжему, нет места в моем сердце и никогда не будет, а то, что ты принял за мою любовь к тебе, то знай: это была игра! Мне нравится, когда я нравлюсь даже тем, кто мне нисколечко не нравится...
Мир тотчас померкнет, станет серым и холодным. Винсент замкнется, станет угрюмым (но не злым) и на многие месяцы впадет, как выразится один из его биографов, "в полную прострацию"...
Через несколько лет, перепробовав много профессий, в том числе протестантского проповедника, он возвращается домой. Пробует рисовать, но никому, включая родителей, сестер, его рисунки и картины не нравятся: уж больно они мрачные и люди на них почему-то все некрасивые, угловатые. Лишь младший брат Тео угадает в первых работах Винсента что-то необычное. Наш герой, с точки зрения обывателя, ведет праздный образ жизни ("Нигде не работает!"), часами бродит в полном одиночестве по вересковым пустошам, не спит до утра, а потом спит до обеда, чем возмущает родителей. В довершение всего Винсент снова влюбится! На этот раз в свою кузину Кее, молодую вдову с четырехлетним сыном. И в чем-то история повторится. Словно мотылек, Винсент кружит около Кее (довольно обычной с виду женщины) и, ничего не тая в сердце, говорит ей о своей любви, играет, как со своим собственным сыном, с ее малышом. И даже когда Кее скажет, что не любит его и никогда не полюбит, Винсент не унывает. Он все равно счастлив, потому что он - любит!
"Хочу спросить, не кажется ли тебе в какой-то мере удивительным, что существует любовь достаточно серьезная и страстная, чтобы не остыть от многих "нет, нет, никогда"? - пишет он брату Тео, который в это время уже живет и работает в Париже. - Я твердо уверен, что такая любовь не возбуждает в тебе удивления, а, напротив, представляется вполне естественной и разумной... Ведь любовь - это нечто такое сильное, такое настоящее, что для того, кто любит, отказаться от этого чувства - все равно что наложить на себя руки... Я смотрю на это "нет, нет, никогда", как на кусочек льда, который я прижимаю к груди, чтобы растопить его... Ты поймешь меня, если я скажу, что тому, кто хочет работать и стать художником, нужна любовь; во всяком случае тот, кто стремится воплотить в своей работе чувство, должен раньше испытать его сам и жить по велению сердца..."
В конце концов, измученная настойчивостью Винсента, Кее уедет в другой город, к своим родителям. А он помчится следом за ней. Она будет всячески избегать встречи с ним. И Винсент, ни на чем не настаивая, просит ее родителей лишь об одном: дать ему возможность побыть с ней всего несколько минут, иначе говоря, в последний раз наглядеться на нее. А когда родители в ответ потребуют от него покинуть их дом, Винсент, сняв с керосиновой лампы стекло, поднесет к ее пламени руку и пообещает, что его свидание с Кее будет продолжаться ровно столько, сколько вытерпит его рука. И говорит об этом с улыбкой и белым от боли лицом... Его чуть ли не взашей вытолкнут из дома, назвав вдогонку сумасшедшим...
И снова он погрузится в море отчаяния, станет еще более угрюмым (но все равно - не злым). На какое-то время жизнь для него потеряет всякий смысл. Но она же, жизнь, возьмет в нем верх. Смирившись с утратой Кее, он напишет Тео (не только брату, но и своему лучшему другу): "Нельзя безнаказанно долго жить без женщины. Я верю: то, что одни называют Богом, другие - высшим существом, третьи - природой, не может быть безжалостно и неразумно, короче говоря, я пришел к заключению, что мне надо поискать женщину..."
И он, наивный, как дитя, и мудрый, как старик, найдет ее. Он увидит ее однажды поздно вечером в одном из гаагских кабаков при тусклом освещении газовых рожков. Христина или, как она представится ему, Син, женщина лет тридцати, но выглядит значительно старше: изможденное тело, худое, одни глаза, лицо. Она ждет ребенка, прижитого ею неизвестно с кем. Она навеселе и не отрицает, что любит выпить.
Но все это не помешает Винсенту увидеть в ней свет своей жизни. Сам почти нищий, он поселит ее у себя в мастерской, затем отвезет в родильный дом и привезет обратно вместе с новорожденным, да еще поселит у себя других ее детей. Ему трудно, почти невозможно работать в такой обстановке за мольбертом (а первым делом он сделает портрет Син!), но все равно он считает, что ему в жизни крупно повезло. "Любая женщина в любом возрасте, если она любит и если в ней есть доброта, - приводит он чьи-то слова в очередном письме Тео, - может дать мужчине если не бесконечность мгновения, то мгновение бесконечности..."
Родители Винсента в ужасе от его выбора, заклинают непутевого сына порвать с падшей женщиной. Даже Тео, терпимее всех относящийся к причудам брата, регулярно посылающий ему деньги, бросает дела в Париже и приезжает в Гаагу, чтобы предотвратить намечаемую Винсентом женитьбу на Син. "Я все равно не брошу ее!" - стоит на своем отчаянно упрямый Винсент. И едва Тео, весь в тревоге за судьбу брата, уезжает в Париж, Винсент вдогонку шлет ему письмо: "Я рискую головой, противоречя тебе, но я не знаю, как поступить иначе. Если моя голова должна слететь с плеч, что ж, вот моя шея, руби! Ты знаешь мои обстоятельства и знаешь, что моя жизнь целиком зависит от твоей помощи. Но я живу между двух огней. Если я отвечу... "Да, ты прав, Тео" и откажусь от Христины, тогда, во-первых, я скажу неправду, соглашаясь с тобой, во-вторых, обреку себя на подлый поступок..."
Нет, Тео, такой же, как его старший брат, добрый и такой же невезучий в любви, не отвернется от него и не прекратит помогать ему. А Винсент изо всех сил будет продолжать свою борьбу за семейное счастье, несмотря на то, что Син, женщина в самом деле добрая, но безвольная и привыкшая к случайным связям, все сильнее огорчает его. Она родит еще одного ребенка, и Винсент тотчас признает себя его отцом, хотя твердой уверенности в этом у него нет. "Мы с ней - двое несчастных, которые держатся друг за друга, вместе несут свое бремя, - пишет он Тео в другом письме, - именно поэтому у нас несчастье превращается в счастье, а невыносимое горе переносится так легко..." И несколькими строками ниже со всей братской откровенностью он признается Тео: "Я был бы очень рад, если бы в твоем гардеробе случайно нашлись пиджак и пара брюк, подходящих для меня, которые ты уже не носишь..." Он просит брата об этом одолжении в то время, когда создает картины, которые после того, как его посмертно признают великим художником, будут оцениваться в десятки и сотни тысяч долларов...
Как все истинные творцы, Ван-Гог живет на земле и - одновременно - в созданном его воображением мире. Любовь к Син помогает ему видеть то, чего нет на самом деле, и испытывать чувства, неведомые другим людям. "Мы с ней исполнены сейчас трепета и ликования - она в предчувствии скорого выздоровления, я от нарастающей потребности опять с головой уйти в работу, - сообщает он брату. - Син - очень, очень милая маленькая мама, такая простая, такая трогательная, для того, конечно, кто знает ее... Я снова жажду рисовать, жажду, чтобы она позировала мне, жажду полного ее и моего выздоровления, жажду мира, покоя и, прежде всего, сочувствия с твоей стороны..." Вопреки всему он видит в Син свою заботливую верную жену, а себя - процветающим художником. Но он заблуждается: никогда ему не выйти из нужды, а Син - стать пригодной для семейной жизни. Последнее несчастный Винсент поймет, когда она со слезами на глазах обнимет его бедовую огненно-рыжую голову и скажет, что больше не может его обманывать: своих детей она перепоручает матери, а сама уходит в публичный дом...
Убитый таким поворотом судьбы, он покинет Гаагу и приедет в Париж в надежде, что здесь, в мировой столице искусства, его наконец-то признают как художника. И опять он ошибётся: его картины всеми, кроме Тео и еще двух-трех человек, будут подняты на смех. И снова в Париже он влюбится и снова неудачно: на почве ревности его чуть не убьют. В конце концов, спасаясь от нужды и отчаяния, по-прежнему веря в свою звезду, он уедет на юг Франции, в маленький город Арль. Там он напишет свои лучшие полотна, за которые потом станут платить (но, конечно, не ему) уже миллионы долларов. Романтик по натуре и в то же время реалист, он сообщает брату, что много работает и что в целях гигиены иногда посещает местный публичный дом. Слова "любовь", "женщина", "счастье" почти совсем исчезают из лексики его пространных, удивительно умных и до слез грустных писем брату...
Что многие ему и предрекали, из-за изнурительного труда и нервных потрясений его психика день за днем сдает, что в конце концов приводит его в психиатрическую лечебницу. Когда же он выйдет из нее, то поселится в живописном месте неподалеку от Парижа (и неподалеку от Тео) и вскоре вновь обретет вкус к жизни и работе. Он обрадуется, когда узнает, что Тео наконец-то повезло в любви: младший брат женится на прелестной девушке по имени Ио. Когда у них появится ребенок, они его, нетрудно догадаться в честь кого, назовут Винсентом. А Ван-Гог-старший только и знает, что работает и работает. Написав очередное полотно и не зная, что с ним делать (одним из них, что ныне висит в Музее изобразительных искусств имени А.С. Пушкина, какой-то фермер долгое время затыкал дыру в курятнике), Винсент отвозит на хранение к брату. Постепенно небольшая квартира молодоженов становится, словно в ней медленно восходит солнце, все светлей и светлей. Такой её делают сияющие ослепительным золотом охры непризнанные шедевры Винсента.
Однажды, гостя у брата, остро раненный чьим-то в пылу спора брошенным словом или даже просто ослышавшись, Винсент незаметно покидает квартиру и уезжает из Парижа. Несколько дней он носит в себе горючую обиду, в тысячу крат увеличенную его воображением, а затем, не снеся душевных мук, выйдет жарким летним днем в цветущее поле и под усыпляющий шум густых зеленых трав и неумолчное пение цикад легко и безмятежно пошлет себе пулю в сердце - в то самое сердце, благодаря которому на его бессмертных полотнах и поныне трепещутся и ликуют краски...